Эра нестабильности и рисков. Ч I
Кажется, что после великой рецессии в США восприятие истории изменилось. Американские профильные гуру высказывают эту точку зрения в своей колонке в Сети. Они пишут о том, как наше поколение привыкло жалеть своих дедов, которым недоставало знаний и сил эффективно бороться с Великой депрессией. Они также утверждают, что сейчас в Америке и Европе повторяют сегодня те же ошибки.
Мы понимаем разочарование специалистов. Наблюдая за провалом экономической политики на протяжении последних трех лет, мы стали подозревать, что режим умеренной экономической политики, который нынче наиболее популярен на Западе (он предполагает в основном подход невмешательства в дела рынка, но одновременно предусматривает, что правительство всегда готово бороться с крайностями и спадом), изначально нестабилен.
Он может работать одно поколение или два, но не дольше. И здесь, полагаю, уместно говорить не только о финансовой нестабильности – одинаково важны интеллектуальная и политическая нестабильность.
Но сейчас скажем пару слов об интеллектуальной нестабильности.
Наиболее разумный подход был в общем и целом изложен Полом Самуэльсоном в 1948 году в его классическом учебнике «Экономика». Он соединил великую традицию микроэкономики с ее акцентом на склонность рынков к саморегулированию (которая приводит в целом к желаемым результатам) с кейнсианской макроэкономикой, которая учитывает, что экономика может попасть в беду и нуждаться в политическом вмешательстве. В синтезе Самуэльсона следует рассчитывать на то, что правительство гарантирует более или менее полную занятость; только после этого можно говорить об обычных благах свободного рынка.
Это очень разумный подход. Но он также интеллектуально нестабилен, поскольку предполагает некоторую стратегическую непоследовательность в восприятии экономики. На микроуровне вы должны предположить, что люди рациональны и рынки всегда обеспечат равное соотношение предложения и спроса. На макроуровне следует допустить, что ситуация на рынке будет противоречивой, а люди иногда будут вести себя нерационально.
Экономисты должны были провести разграничительную линию между микро и макро, что на практике означало попытаться сделать макроуровень больше похожим на микро. Теоретическая база все активнее подводилась под оптимизацию и рыночное регулирование.
И случилось, возможно, неизбежное: значительное число экономистов просто стали игнорировать реалии делового цикла, который не укладывался в их модели. В итоге мы получили то, уместно назвать «Темным веком макроэкономики» – период, в ходе которого большое число экономистов ничего не знали о давшихся с таким трудом поучительных уроках 1930-х и 1940-х годов. Конечно, они начинают корчиться от ярости, когда указываешь на их невежество.
А теперь о политической нестабильности.
На практике консерваторы всегда были склонны рассматривать утверждение о том, что правительство может играть полезную роль в экономике, как социалистические перегибы.
В принципе, я всегда считал монетаризм (предположение о том, что контроль над увеличением предложения денег является ключевым фактором стабильного экономического роста), по сути, попыткой успокоить политические предрассудки консерваторов, при этом не отрекаясь от макроэкономических реалий. Но когда монетаризм провалился в 1970-х и в начале 1980-х (это громкие слова, но он действительно провалился), его сменил культ независимого Центрального банка.
Группе банкиров поручили следить за денежной базой, изолировав их от политического давления и предоставив им самим ориентироваться в деловых циклах. Тем временем все остальное было подчинено принципам свободного рынка.
Это работало в течение некоторого времени (грубо говоря, с 1985 по 2007 год) отчасти потому, что политическая изоляция центробанков также обеспечивала их интеллектуальную изоляцию.
Если мы живем в темные века макроэкономики, то центробанки можно назвать монастырями, в которых собираются и изучаются древние тексты, потерянные для остального мира.
Но и эта система оказалась нестабильной. Рано или поздно должен был случиться шок, который оказался бы слишком большим для того, чтобы центробанки могли справиться с ним без помощи более широкой финансовой политики. Рано или поздно варвары должны были ворваться и в монастыри. Как показывает нынешнее негодование по поводу увеличения денежной массы в США, толпы захватчиков уже прибыли.
Финансовая нестабильность.
Сам по себе успех стабилизации за счет центральных банков в сочетании с финансовой дерегуляцией создал условия для возникновения слишком крупного кризиса, с которым не могли справиться центральные банки.
И когда случился по-настоящему большой шок, он загнал экономику прямо в ловушку ликвидности.
Погружение в интеллектуальные темные века, а также отказ от изменения финансовой политики по политическим мотивам привели к тому, что мы не можем договориться о том, как нам реагировать. Эра синтеза Самуэльсона была, боюсь, всегда обречена на ужасный конец.
Результат – это развалины, которые мы видим вокруг себя.
