Goldman Sachs: Великий американский пузыренадуватель

mortimer Отложить выбор (решение об отсрочке принятия решения) - тоже выбор.

Ага.

Но какой-то этот выбор не очень впечатляющий.
З.ы. Есть выборы разного порядка. Как по вертикали так и по горизонтали.

Выбор в основном зависит от генетики (гормонов и т.п.) и младенческого воспитания.

Теория разбитых окон

В 1980-х годах Нью-Йорк представлял собой адский ад. Там совершалось более 1 500 тяжких преступлений КАЖДЫЙ ДЕНЬ. 6-7 убийств в сутки. Ночью по улицам ходить было опасно, а в метро рисковано ездить даже днем. Грабители и попрошайки в подземке были обычным делом. Грязные и сырые платформы едва освещались. В вагонах было холодно, под ногами валялся мусор, стены и потолок сплошь покрыты граффити.

▪Вот что рассказывали о нью-йоркской подземке:
«Выстояв бесконечную очередь за жетоном, я попытался опустить его в турникет, но обнаружил, что монетоприемник испорчен. Рядом стоял какой-то бродяга: поломав турникет, теперь он требовал, чтобы пассажиры отдавали жетоны лично ему. Один из его дружков наклонился к монетоприемнику и вытаскивал зубами застрявшие жетоны, покрывая все слюнями. Пассажиры были слишком напуганы, чтобы пререкаться с этими ребятами: «На, бери этот чертов жетон, какая мне разница!» Большинство людей миновали турникеты бесплатно. Это была транспортная версия дантова ада».

Город был в тисках самой свирепой эпидемии преступности в своей истории.
Но потом случилось необъяснимое. Достигнув пика к 1990-му году, преступность резко пошла на спад. За ближайшие годы количество убийств снизилось на 2/3, а число тяжких преступлений – наполовину. К концу десятилетия в метро совершалось уже на 75 % меньше преступлений, чем в начале. По какой-то причине десятки тысяч психов и гопников перестали нарушать закон.

▪Что произошло? Кто нажал волшебный стоп-кран и что это за кран?
Его название – «Теория разбитых окон». Канадский социолог Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент» рассказывает:

«Разбитые окна» — это детище криминалистов Уилсона и Келлинга. Они утверждали, что преступность — это неизбежный результат отсутствия порядка. Если окно разбито и не застеклено, то проходящие мимо решают, что всем наплевать и никто ни за что не отвечает. Вскоре будут разбиты и другие окна, и чувство безнаказанности распространится на всю улицу, посылая сигнал всей округе. Сигнал, призывающий к более серьезным преступлениям».

Гладуэлл занимается социальными эпидемиями. Он считает, что человек нарушает закон не только (и даже не столько) из-за плохой наследственности или неправильного воспитания. Огромное значение на него оказывает то, что он видит вокруг. Контекст.

Нидерландские социологи подтверждают эту мысль. Они провели серию любопытных экспериментов. Например, такой. С велосипедной стоянки возле магазина убрали урны и на рули велосипедов повесили рекламные листовки. Стали наблюдать – сколько народа бросит флаеры на асфальт, а сколько постесняется. Стена магазина, возле которого припаркованы велосипеды, была идеально чистой.

▪Листовки бросили на землю 33% велосипедистов.
Затем эксперимент повторили, предварительно размалевав стену бессодержательными рисунками.

Намусорили уже 69 % велосипедистов.
Но вернемся в Нью-Йорк в эпоху дикой преступности. В середине 1980-х в нью-йоркском метрополитене поменялось руководство. Новый директор Дэвид Ганн начал работу с… борьбы против граффити. Нельзя сказать, что вся городская общественность обрадовалась идее. «Парень, займись серьезными вопросами – техническими проблемами, пожарной безопасностью, преступностью… Не трать наши деньги на ерунду!» Но Ганн был настойчив:

«Граффити — это символ краха системы. Если начинать процесс перестройки организации, то первой должна стать победа над граффити. Не выиграв этой битвы, никакие реформы не состоятся. Мы готовы внедрить новые поезда стоимостью в 10 млн. долларов каждый, но если мы не защитим их от вандализма – известно, что получится. Они продержатся один день, а потом их изуродуют».

И Ганн дал команду ощищать вагоны. Маршрут за маршрутом. Состав за составом. Каждый чертов вагон, каждый божий день. «Для нас это было как религиозное действо», — рассказывал он позже.

▪В конце маршрутов установили моечные пункты. Если вагон приходил с граффити на стенах, рисунки смывались во время разворота, в противном случае вагон вообще выводили из эксплуатации. Грязные вагоны, с которых еще не смыли граффити, ни в коем случае не смешивались с чистыми. Ганн доносил до вандалов четкое послание.

«У нас было депо в Гарлеме, где вагоны стояли ночью, – рассказывал он. – В первую же ночь явились тинейджеры и заляпали стены вагонов белой краской. На следующую ночь, когда краска высохла, они пришли и обвели контуры, а через сутки все это раскрашивали. То есть они трудились 3 ночи. Мы ждали, когда они закончат свою «работу». Потом мы взяли валики и все закрасили. Парни расстроились до слез, но все было закрашено снизу доверху. Это был наш мэссидж для них: «Хотите потратить 3 ночи на то, чтобы обезобразить поезд? Давайте. Но этого никто не увидит»…

В 1990-м году на должность начальника транспортной полиции был нанят Уильям Браттон. Вместо того, чтобы заняться серьезным делом – тяжкими преступлениями, он вплотную взялся за… безбилетников. Почему?

▪Новый начальник полиции верил – как и проблема граффити, огромное число «зайцев» могло быть сигналом, показателем отсутствия порядка. И это поощряло совершение более тяжких преступлений. В то время 170 тысяч пассажиров пробирались в метро бесплатно. Подростки просто перепрыгивали через турникеты или прорывались силой. И если 2 или 3 человека обманывали систему, окружающие (которые в иных обстоятельствах не стали бы нарушать закон) присоединялись к ним. Они решали, что если кто-то не платит, они тоже не будут. Проблема росла как снежный ком.

Что сделал Браттон? Он выставил возле турникетов по 10 переодетых полицейских. Они выхватывали «зайцев» по одному, надевали на них наручники и выстраивали в цепочку на платформе. Там безбилетники стояли, пока не завершалась «большая ловля». После этого их провожали в полицейский автобус, где обыскивали, снимали отпечатки пальцев и пробивали по базе данных. У многих при себе оказывалось оружие. У других обнаружились проблемы с законом.

«Для копов это стало настоящим Эльдорадо, – рассказывал Браттон. – Каждое задержание было похоже на пакет с поп-корном, в котором лежит сюрприз. Что за игрушка мне сейчас попадется? Пистолет? Нож? Есть разрешение? Ого, да за тобой убийство!.. Довольно быстро плохие парни поумнели, стали оставлять оружие дома и оплачивать проезд».

В 1994 году мэром Нью-Йорка избран Рудольф Джулиани. Он забрал Браттона из транспортного управления и назначил шефом полиции города. Кстати, в Википедии написано, что именно Джулиани впервые применил Теорию разбитых окон. Теперь мы знаем, что это не так. Тем не менее, заслуга мэра несомненна – он дал команду развить стратегию в масштабах всего Нью-Йорка.

Полиция заняла принципиально жесткую позицию по отношению к мелким правонарушителям. Арестовывала каждого, кто пьянствовал и буянил в общественных местах. Кто кидал пустые бутылки. Разрисовывал стены. Прыгал через турникеты, клянчил деньги у водителей за протирку стекол. Если кто-то мочился на улице, он отправлялся прямиком в тюрьму.

Уровень городской преступности стал резко падать – так же быстро, как в подземке. Начальник полиции Браттон и мэр Джулиани объясняют: «Мелкие и незначительные, на первый взгляд, проступки служили сигналом для осуществления тяжких преступлений».

Цепная реакция была остановлена. Насквозь криминальный Нью-Йорк к концу 1990-х годов стал самым безопасным мегаполисом Америки.

▪Волшебный стоп-кран сработал
На мой взгляд, Теория разбитых окон довольно многогранна. Можно применить ее к разным областям жизни: общению, воспитанию детей, работе… В следующем посте я покажу, какое отношение она имеет к «гармонии с собой и миром» – нашему мироощущению и способу жить.

Гармонии вам!

Автор: Айрат Галиуллин

До гармонии нам еще очень далеко.
А по поводу чистки, я думаю, стоит начать не с вагонов метро, а с асфальта на улицах и тротуарах. Потом плавно перейти к чистке улиц от мусора (ямы на тротуарах народ уже начинает использовать, как урны). Банально? Но кого больше в Киеве, депутатов или киевлян с гостями? Порядок наводят только там, где курсируют "власти", чтобы замылить им глаза. Все остальное в полном д*рьме, бюджет столицы продолжает разворовываться и никому нет дела до "гармонии".

Гладуэлл занимается социальными эпидемиями. Он считает, что человек нарушает закон не только (и даже не столько) из-за плохой наследственности или неправильного воспитания. Огромное значение на него оказывает то, что он видит вокруг. Контекст.

То, что человек видит (замечает) вокруг, зависит от наследственности и воспитания.

Гладуэлл занимается социальными эпидемиями. Он считает, что человек нарушает закон не только (и даже не столько) из-за плохой наследственности или неправильного воспитания. Огромное значение на него оказывает то, что он видит вокруг. Контекст.

То, что человек видит (замечает) вокруг, зависит от наследственности и воспитания.

Это точно, полностью счастливы только идиоты )))

А еще способность замечать детали зависит от угла зрения, скорости перемещения, направления и мощности освещения объекта наблюдения и мн. др. факторов.

Например, вы мчитесь на спортивном автомобиле со скоростью 180 км/час по улицам ночного города, вопрос: вы заметите кучу мусора на пешеходном тротуаре? Думаю, эта способность не будет зависеть от вашего воспитания и генов.

Хотя, если любовь к скорости и способность к воровству назвать генетической предрасположенностью – в таком случае восприятие «гармонии» будет зависеть от генетики. )

То, что человек видит (замечает) вокруг, зависит от наследственности и воспитания.

Возможно)
Перевоспитание - миф?

хм

А свобода, не будем забывать, – это право окружающих делать с тобой все, что им заблагорассудится.

http://www.litmir.co/br/?b=101398

То, что человек видит (замечает) вокруг, зависит от наследственности и воспитания.

Возможно)
Перевоспитание - миф?

Пожалуй. Хотя каждый понимает под "перевоспитанием" своё. Никакое перевоспитание не вылечит аутиста. Нельзя перевоспитанием радикально изменить биохимию организма и устройство мозга.

Перевоспитание - миф?

А тут еще зашла речь о разумности животных. Я так понимаю, что дела наших воротил благополучно завершены: вся денежка отмыта, все конкуренты заказаны, откат распилен – почему бы, действительно, не поговорить про шимпанзе, овладевших компьютером?
Хотя, возможно, о делах в приличном обществе за трапезой упоминать не принято.
– Дрессировка! – обиженно доказывала моя соседка, то и дело обращая ко мне за поддержкой симпатичную обезьянью мордашку. – Обыкновенная дрессировка! В цирке еще и не такое увидишь…
Я знай помалкивал. Хотя, полагаю, разум – тоже результат дрессировки. Три года ребенышей дрессируем, пока не заговорят. Да и потом продолжаем дрессировать, подгонять, обтесывать. Бедные, бедные маугли, попавшие в человечью стаю! Ничему-то вас тут хорошему не научат.
– Ну не скажите, Лера, не скажите… – загадочно усмехался румяный седоусый хозяин. – Что вообще отличает разумное существо от неразумного?
– Паспорт, – подумал я громче, нежели следовало.
– Как?.. – Хозяин изумленно вздернул седую бровь. Податься было некуда. Я откашлялся.
– Первый признак разумного существа – это паспорт.
В дальнем конце стола прыснули. Секунду холеный старик пристально смотрел на меня, потом одобрительно улыбнулся и подмигнул.
– Кроме молдавского, – уточнил он, многозначительно воздев ухоженный розовый палец с сияющим ногтем.
Засмеялись все. Даже Ева. Черт возьми! Кажется, на сей раз угодил.
– Так вот. Почему не дрессировка, – неспешно, с удовольствием продолжал хозяин, обращаясь в основном к моей соседке. Остальные внимали с почтением. – Потому что люди здесь уже не участвуют. Оказывается, обезьяны сами… Понимаете, Лера? Сами показывают своим детенышам, какие символы нажимать. То есть на наших глазах электроника стирает грань между человеком и животным… Зря вы не посмотрели эту передачу, зря…
Под его уверенную плавную воркотню я закусывал семгой и думал о том, что чем ниже уровень мышления, тем ревнивее мыслящее существо относится к своему статусу. Возможно, потому-то моя соседка Лера и отвергает с возмущением саму идею разумного шимпанзе. Ибо чем в таком случае она, Лера, будет от них, шимпанзе, отличаться? Особенно если приматы овладеют секретами косметики и начнут диктовать моду.
А вот хозяин – это совсем другой случай. Для него признать интеллект обезьян – раз плюнуть. Он, судя по всему, столько уже наварил бабок, на такую вознесся недосягаемую высоту, что ему теперь без разницы, с кем иметь дело: с Лерой, с шимпанзе или, скажем, с тем же молдаванином (интересно, чем ему насолили молдаване?).
Перед королем все равны.
– А самое забавное, вы не поверите… – никем не перебиваемый, продолжал он. – К диким необученным обезьянам они относятся с презрением. Для них это «грязные животные». А? Неплохо, правда?
– Типа чурки? – хрипловато спросило секьюрити.
– Примерно так, Лёша, примерно так…
– Ну, не знаю. – Моя соседка дернула плечиком. – Противные они, эти шимпанзе!
В голове потихоньку складывалась байка про котенка-хакера: будто сначала он ловил курсор по всему экрану, потом начал гонять его сам, трогая лапкой пластинку ноутбука, потом увлекся «Сапером», играя, правда, по каким-то своим кошачьим правилам, а потом вышел в Интернет и взломал банковский сайт. Владельцу теперь отвечать. Ну как это «не может быть»? Сам по телевизору видел…
Вовремя покосился на Еву – и решил не оглашать.
– А вы что скажете, Лёня? – обратился ко мне хозяин.
Застиг врасплох, С... сын! Во-первых, я никак не ожидал вопроса, во-вторых, когда он успел запомнить мое имя? Что я, короче, думал, то и брякнул:
– Скажу так: уже разумны, но еще не интеллигентны.
– Простите… Как?
– Сами же говорите, что диких обезьян они презирают… А где же извечное чувство вины интеллигента перед простым народом?
Его величество изволили запнуться и озадаченно воззрились со своих вершин на мелкую букашку, обладающую даром речи.
Ева улыбалась из последних сил. Чувствовалось, еще слово – и убьет.
– Так, по-вашему, все-таки разумны? – уточнил он на всякий случай.
– Да разумны-то разумны… – промямлил я.
– А что такое?
– Если разумны, крестить надо. А то, знаете, разум без веры…
– А между прочим! – сказал адвокат и стукнул себя в азарте кулаком по ляжке.
Балерина ничего не сказала. Она состояла из сухожилий.
– Лёня, можно тебя на минуту? – ангельским голоском осведомилась Ева и встала.
Мы вышли в прихожую.
– Ты что из себя шута корчишь? – прошипела она. Мне стало неловко. Обещал ведь…
Поклялся, короче, что до конца застолья буду нем как рыба, и тут же нарушил клятву, стоило нам вернуться в зал. Пока мы отсутствовали, разговор успел смениться и стал жгуче для меня интересен.
– Нет, это не по мне… – с барственным неудовольствием говорил хозяин.
– Ну не у всех же такая память на лица, как у вас!
– Память, милочка, развивать надо. Заберите эту вашу цацку…
И на моих глазах он брезгливо, двумя пальчиками протянул через стол очки-светофильтры с проводком и коробочкой. Не Евины. У этих блок памяти был чуть ли не в два раза меньше.
– Узнавалка? – жадно спросил я, присаживаясь.
– Распознавалка, – с улыбкой поправили меня.
– Разрешите взглянуть?
– Пожалуйста…
К Евиному вящему неудовольствию я нацепил очки, и мне показали, где включать. Действительно, зажглась рамка, только не в левом стеклышке, а в правом. Видимо, иная модификация. Где-то с минуту под одобрительный смех окружающих я крутил головой, наводя мерцающий квадратик то на одного гостя, то на другого. Даже нажимать не надо было ни на что. Стоило в течение трех секунд задержать рамку на чьем-либо лице, как на месте ее выскакивало несколько строчек. Быстро выяснилось, что хозяина зовут, представьте, Труадием Петровичем. Труадий! Надо же… Остальных не запомнил.

Хотя, если любовь к скорости и способность к воровству назвать генетической предрасположенностью – в таком случае восприятие «гармонии» будет зависеть от генетики. )

Склонность к риску в определенной степени обусловлена генетически.