Goldman Sachs: Великий американский пузыренадуватель

Людям очень не нравятся законы,

Анархия, беззаконие - не лучшая альтернатива.
Объективные законы (законы мироздания) не обсуждают. Смирились, ибо альтернативы нет. Искусственные (законы социума)- не нравятся своим субъективизмом. И правильно не нравятся.

Людям очень не нравятся законы,

Анархия, беззаконие - не лучшая альтернатива.
Объективные законы (законы мироздания) не обсуждают. Смирились, ибо альтернативы нет. Искусственные (законы социума)- не нравятся своим субъективизмом. И правильно не нравятся.

Не юридические или общественные законы, а природные. Жизнедеятельность внутри сообщества зачастую определяется природными (объективными) законами. Придумать можно что угодно, но будет ли этот механизм работать?

Кстати, так называемая "анархия" - крайне закономерное явление.

И не только развитых: бабушке добавили пенсию, а она не хлебушек или тапочки покупать бежит, а на депо (на черный день...).

Что-то я сомневаюсь. И как это она, голодная, бегает?

Чего ж сомневаться? Хлебушек и тапочки у неё есть с избытком, а вот модные вещи ей не нужны.
Это раньше голодная бегала. С целью заработать, чтобы наесться.

После кризиса 2008 года экономисты и общество в целом признали, что экономическая теория потерпела крах. Она так и не смогла установить единые и универсальные законы, управляющие реальностью - второй ньютоновской физики из экономики не получилось.

Несогласен. Людям очень не нравятся законы, но на природные они никак повлиять не могут, а экономические поддаются местным искажениям. Пример - кредитование. Противоречит законам, но очень привлекательно для владельцев лишних финансов.

С данным положением у Сороса я не согласен также.
Законы есть и действуют. Согласно им и кризис произошёл.
Крах (очередной) потерпела очередная попытка обойти данные законы.
Пустые обещания (экономическая и политическая алхимия) потерпела крах.

Не юридические или общественные законы, а природные. Жизнедеятельность внутри сообщества зачастую определяется природными (объективными) законами. Придумать можно что угодно, но будет ли этот механизм работать?

Кстати, так называемая "анархия" - крайне закономерное явление.

Не нравятся законы только потому, что для их выполнения требуется тратить энергию, а энергию тратить мы не любим. Но тратим, ибо законы и упорядоченность - необходимые условия для зарождения самой жизни и ее поддержания. "Так называемая "анархия"" - это просто, это сверхэкономично, но мы в это "крайне закономерное явление" не вписываемся. Жизнь - это свод законов и правил, это упорядоченность. Хаос - отсутствие жизни.
З.ы. Это как желание все бросить, перестать бороться. Как суицид.

Позиции радикалов среднего класса, несомненно, доходят до ряда абсурдных утверждений. Вопрос в том, почему они заходят так далеко в их распространении. Здесь следует вспомнить ленинские слова: если бы классовые интересы затрагивали теоремы геометрии, то были бы предприняты самые энергичные усилия для их опровержения. [Перефразирование слов: «Если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы так же спорили против нее и нарушали вопреки всем доказательства Эвклида и Архимеда, которые мы называли бы тогда бреднями и считали бы полными ошибок» (Лейбниц Г.В., Новые опыты о человеческом разумении. — Сочинения, тт. 1- 4, М., 1983, т. 2, с. 97].

Проблема глобализации определенно затрагивает классовые интересы. Радикалы среднего класса говорят от имени слоев мелкой буржуазии и более отсталых слоев самого класса капиталистов, чьим социальным интересам угрожает господство мирового рынка, и которые надеются на сильное государство как средство своей защиты.

Влияние этого проявилось первоначально и совсем не случайно именно применительно к тем режимам — управляемым сталинистами государствам, — которые так непосредственно опирались на реализацию националистической программы. [b]Троцкий однажды заметил, что хотя рабочему государству угрожают империалистические армии, еще большую опасность представляют дешевые товары, приходящие следом за ними. Вследствие этого, стремился подчеркнуть он, в конечном счете, судьба Советского Союза будет определена преимущественно не в военной, а в экономической сфере — производительностью труда. В конечном счете «социализм в одной стране» оказался совершенно нежизнеспособным из-за невозможности увеличения производительности труда в рамках старого режима.

Хотя изолированная советская экономика смогла достичь определенного уровня индустриализации, сама эта индустриализация ставила новые и более сложные задачи. В эпоху информационных технологий и компьютеризации советское хозяйство оказывалось все в большей степени неспособным защитить себя перед лицом более высокой производительности труда, развитой посредством глобализации капиталистического производства.

Другими словами, кончина сталинистских режимов, совершенно не означая смерть марксизма и конца социализма, в действительности сигнализировала о новом подтверждении наиболее глубоких противоречий, из существования которых революционный марксизм всегда извлекал свою перспективу. Крах сталинизма был ничем иным, как начальным выражением далеко зашедшего кризиса всей системы национальных государств, порожденного глобализацией производства.[/b]

Это требовало ни больше ни меньше, как экономической перестройки Европы.

Следовало ввести совершенного новый режим производства, чтобы в огромной степени увеличить производительность труда и массу прибавочной стоимости, извлекаемой из рабочего класса — значительно больше того, что когда-либо достигалось довоенными методами.

Такая новая производственная система уже была создана. Об ее изобретении свидетельствовало открытие автомобильного конвейерного завода Генри Форда в Хайленд-Парке в 1913 году. Система сборки на конвейерной ленте была не просто изобретением Форда. Она стала кульминацией борьбы, которую промышленная буржуазия вела со времен Великой депрессии XIX века за развитие новых методов снижения цен и увеличения производительности.

Конвейерная сборка объединила ряд нововведений, сделанных в отраслях расфасовки и производства консервных банок, изменений в металлургии и металлообработке, а также использования электричества, что позволило осуществить более рациональную организацию производственных площадей и изменения в управлении и организации.

Эти новые методы производства привели к лихорадочному развитию американского капитализма в ходе Первой мировой войны и в 1920-е годы. Однако это не означало подъема капиталистического хозяйства в целом, поскольку успехи в Америке были достигнуты главным образом за счет Европы. Европейская буржуазия ответила на растущее давление в отношении нормы прибыли и усиление конкуренции со стороны США не развитием новых производственных методов, а, напротив, организацией картелей и других монополистических ограничений в своем стремлении ограничить производство и сохранить уровень цен.

С точки зрения отдельной корпорации это был рациональный ответ, посредством которого европейская буржуазия стремилась сохранить размер своего капитала и долю в извлеченной прибавочной стоимости. Однако с точки зрения капиталистической системы в целом такие методы только углубляли кризис системы прибыли.

Однако у европейской буржуазии не было другого выхода. Использование более производительных американских методов — основанных на большем объеме производства при более низких ценах — требовало расширения рынка с национального до общеевропейского масштаба. Однако каждая часть буржуазии — французская, германская, итальянская и британская — стремилась удержать свою собственную позицию против своих конкурентов путем усиления национального контроля и упрочения национальных экономических барьеров.

Результатом было то, что американский капитализм, который рос столь быстрым темпом в 1920-е годы, со всего разбега наткнулся на преграды своему дальнейшему росту, созданные хаосом в Европе. Последствием стала Великая депрессия 1930-х годов.

Троцкий описал происходящие экономические процессы в своей замечательной статье «Национализм и экономическая жизнь», опубликованной в 1933 году. Он объяснял, что развитие производительности труда являлось, в конечном счете, решающим фактором в подъеме и падении общественных формаций.

«Закон производительности труда, — писал он, — обладает решающим значением во взаимоотношениях Америки и Европы и вообще в определении будущего места Соединенных Штатов в мире. Самой высокой формой, которую янки придали закону производительности труда, является так называемый конвейер, стандартизированное, или массовое производство. Кажется, что точка опоры, посредством которой рычаг Архимеда должен перевернуть мир, найден. Каждый защищает себя против всякого другого, ограждая себя стеной таможенных пошлин и изгородью из штыков. Европа не покупает товары, не платит долгов и к тому же еще вооружается. Пятью жалкими дивизиями истощенная Япония захватила целую страну. Самая передовая техника в мире внезапно оказывается бессильной перед препятствиями, которые основываются на намного более низкой технике» (20).

Кажется, продолжал Троцкий, что закон производительности труда как будто утратил свою силу. Однако это только видимость. Американский капитализм должен открыть новые средства для своего продвижения во всем мире. Более эффективные методы победят менее эффективные. Как это произойдет? Посредством войны.

Предсказания Троцкого осуществились после вступления Америки во Вторую мировую войну и после последовавшей за ней огромной экономической реорганизации.

Кредитно-денежная система Бреттон-Вудса была только первым шагом. Ее отлаженная работа предполагала рост производства, торговли и инвестиций, проистекающего из увеличения прибыльности. Однако бреттон-вудские механизмы сами по себе ничего не делали для того, чтобы осуществить это.

Решающим вопросом в стабилизации европейского и мирового капитализма являлось установление в Европе более производительных методов, развитых американским капитализмом, а также обеспечение экономического режима, который упразднил национальные границы и барьеры, приведшие к катастрофам 1930-х годов, и вызвал подъем капиталистической экономики в целом. Такова была основа плана Маршалла.

Целью этого плана — вливания почти 17 млрд долларов в Европу в течение трех лет — было не просто преодолеть текущий европейский финансовый кризис. Но реконструкция европейской промышленности также не была целью самой по себе. Существовало острое осознание того факта, что если промышленность просто восстановить на старых основах, то все противоречия, которые привели к двум войнам на протяжении жизни одного поколения, снова оживут. План Маршалла стремился установить политическую и экономическую структуру для расширенного накопления прибавочной стоимости в Европе, открывая таким образом капиталу из США новые пути для экспансии. Когда Маршалл обнародовал свой план в июне 1947 года, он дал ясно понять, что средства будут предназначены не для отдельных государств как таковых, а для осуществления европейской интеграции, призванной облегчить свободное движение товаров и капиталов.

Следовало энергично взяться за организацию угольной и сталелитейной промышленности. До тех пор, пока в сталелитейной промышленности не были осуществлены крупные нововведения, основанные на более дешевых методах, нельзя было развивать массовые производственные процессы. Один из ключевых сторонников плана Маршалла, бывший президент автомобильной фирмы Studebaker Пол Хоффман (Paul Hoffmann), очертил цели европейской перестройки в обращении к Конгрессу США, имея в виду так называемый план Шумана учредить Европейское угольное и сталелитейное сообщество.

«Прежде цена была слишком высокой — писал он, — а заработная плата населения слишком низкой, чтобы покупать продукты сталелитейной индустрии, низкой до такой степени, что они [европейцы] покупали продукцию нашей сталелитейной промышленности здесь. Мы берем тонну стали и делаем из нее один автомобиль, и вы знаете, что очень малое число людей может позволить себе купить автомобиль в Европе. Поэтому если вы начнете этот процесс, увеличивая зарплаты и снижая цены, вы получите огромное расширение рынка в Европе, а это приведет к росту производительности. Генри Форд познакомил нас с этим новым принципом и, идя таким путем, он начал революцию, из которой мы все еще извлекаем выгоду. Я думаю, что план Шумана может произвести подобное же воздействие на Европу».

Другими словами, целью плана Маршала было создание условий для расширенного накопления капитала посредством введения методов конвейерной сборки, развитых в США. Через яростный конфликт Второй мировой войны, а затем посредством сложных экономических и политических процессов послевоенной реконструкции закон производительности труда, на который указывал Троцкий, утверждал себя с неумолимой силой.

Однако восстановление капиталистического равновесия никоим образом не означало реставрации системы, существовавшей перед Первой мировой войной, — системы, которая опиралась на свободную торговлю и мировое движение инвестиционного капитала и финансов. В финансовой области все капиталистические правительства ввели строгие меры контроля и ограничения.

Десятилетием ранее Кейнс, который вместе с Гарри Декстером Уайтом (Harry Dexter White) стал главным архитектором соглашения в Бреттон-Вудсе, заявил: «Существуют, возможно, какие-нибудь финансовые расчеты, которые доказывают пользу того, что мои сбережения могут быть вложены в любой части обитаемого мира, демонстрируя наибольшую предельную эффективность капитала или самую высокую норму процента. Однако накопленный опыт свидетельствует, что дистанция между собственностью и ведением хозяйственной деятельности является злом в отношениях между людьми, которое приводит через длительный период времени к вероятному или определенному установлению напряженности или враждебности, угрожающим свести на нет все финансовые расчеты. Поэтому я симпатизирую тем, кто стремится минимизировать, а не максимизировать барьеры между нациями. Идеи, знания, наука, туризм, путешествия, — все это вещи, которые по своей природе должны быть международными. Однако позвольте товарам быть местного производства везде, где это возможно по соображениям приемлемости и удобства, а также позвольте финансам быть главным образом национальными».

Эти настроения привели к формулированию центрального пункта Бреттон-вудского соглашения. Выступая на конференции, министр финансов США Моргентау сказал, что его целью является «выведение кредиторов-ростовщиков из храма международных финансов». Кейнс объяснял, что постоянная часть соглашения была ясно выраженным правом, которое предоставляло всем правительствам возможность контролировать движение капитала и таким образом «то, что ранее считалось ересью, теперь стало истинной верой».

Оппозиция свободному течению финансовых капиталов исходила не от какой-либо экономической теории, а, напротив, от понимания политической ситуации, в которой оказался класс капиталистов.