19.03-1: США-Поднебесная: репортаж из окопов. Ч I

США-Поднебесная: репортаж из окопов. Ч I

При Бараке Обаме американо-китайские отношения еще ни разу не доходили до нынешней отметки на градуснике – даже не нулевой, гораздо ниже. Последняя стадия обострения ознаменовалась провокационной колонкой экономической поп-звезды Пола Кругмана и феерическим выступлением 130 американских конгрессменов.

О взглядах мистера Кругмана на курс юаня мы рассказывали в недавнем видеосюжете, цитируя вольный перевод его заметки.

Полагаю, Кругман при Обаме всегда чувствует, куда дует ветер. И сам дует в ту же сторону – и всякий раз со скоростью, превышающей силу административного ветра вдвое–втрое. Примерно, как некоторые известные политологи при российском политическом режиме. Такая позиция позволяет Кругману, с одной стороны, оставаться «своим» в демократической партии, а с другой – демонстрировать свободолюбие, вольномыслие и экономическую фронду. Ну, и виртуозность колумнистического стиля, конечно. Только это особая фронда – того рода, что «святее Папы Римского».

На днях Кругман, дважды в неделю на зависть другим ученым располагающий страницей The New York Times по собственному усмотрению, договорился до совсем странных для макроэкономиста вещей. Начал он с того, что китайская политика сохранения заниженного курса юаня стала значимым препятствием для восстановления мировой экономики. С этим что-то надо делать.
Ни одна нация, продолжает Кругман, не пыталась так сильно манипулировать курсом своей валюты. Показатель силы манипулирования для Кругмана – величина китайских резервов, которые в этом году, по прогнозу МВФ, увеличатся с $2,4 до $2,85 трлн.

Кругман, правда, не говорит, относительно какой валюты занижен курс юаня, или относительно какого собственного состояния в прошлом. Разумеется, во второй половине 1980-х – начале 1990-х реальный курс юаня к основным валютам резко вырос. Но, полагаю, нет оснований утверждать, что до того курс юаня был «равновесным», а не «завышенным».

Китай упрекают в том, что, привязав курс юаня к доллару, он на долгие годы занизил реальный курс юаня. Но сам же Кругман, еще будучи экономистом, а не штатовским изданием Глеба Павловского с экономическим уклоном, указывал, что привязка номинального курса одной валюты к другой (как сделал Китай с курсом юань/доллар) сама по себе не может привести к ослаблению курса «привязанной» валюты. Для этого еще нужно, чтобы цены в стране, которая занижает курс своей валюты, росли быстрее цен в валюте-якоре.

В нашем примере – при стабильном номинальном курсе юань/доллар – реальный курс юаня будет расти, если цены в Китае будут расти быстрее, чем в США. Но с 1997 года инфляция в Штатах обгоняет китайскую. Аналогичное рассуждение приводится во многих работах известного теоретика валютных курсов Арнольда Харбергера.

Проскочив неудобный момент, Кругман переходит к механизму разрушительного воздействия Китая на мировую экономику, но объясняет его очень лапидарно: развитые страны находятся в ловушке ликвидности – они не могут понижать приблизившиеся к нулю ставки, дабы стимулировать спрос, а тут еще Китай со своим необоснованным торговым дефицитом, который оказывает [на развитые экономики] эффект антистимулов, который они не могут компенсировать.
Развитые страны не могут стимулировать внутренний спрос снижением ставок, а «заниженный юань» не позволяет стимулировать внешний спрос – увеличить экспорт в Китай. Вдобавок, он удешевляет китайские товары на американском (и европейском) рынке, отвлекая чиновников на антидемпинговые и защитные расследования. Рассуждающим так политикам не важно, что этот китайский экспорт в Штаты часто является продуктом, произведенным американскими компаниями. Не важно и то, что конкурирующая китайская продукция, как правило, занимает нижний ценовой сегмент рынка – тот, на который разучились работать компании из развитых стран с высокими трудовыми издержками.

Итак, что же делать американцам с юанем? Кругман предлагает Минфину США в очередном ежегодном докладе признать курс юаня заниженным. А затем департамент коммерции может использовать это как повод для защитных мер: В 1971 США решили подобные, хотя и менее острые, проблемы, на несколько месяцев введя импортный тариф в 10% и отменив его, когда Германия, Япония и другие страны повысили курс своих валют к доллару. Трудно ожидать, что Китай изменит свою политику, не столкнувшись с похожей угрозой. Только тариф сейчас должен составить порядка 25%.
Фактически, Кругман предлагает Обаме (который вроде бы его читает) развязать мощную торговую войну, а после повышения курса юаня на 30–40% ее остановить. Самое обидное, что эти строки написаны человеком, который внес большой вклад в теорию мировой торговли. Меж тем есть данные, показывающие, что в 1993–1997 гг. тот думал совсем по-другому.

Кругман-экономист убедительно доказывал, что международная торговля – это не соревнование «кто больше экспортирует», а борьба за наилучший импорт: «Выигрывает страна, способная импортировать все, что ей нужно». Тогда он справедливо думал, что экспорт – не самоцель, а бремя, которое страна должна понести, чтобы получить нужный ей импорт. И что торговый профицит в силу этого – черта страны не выигрывающей, а проигрывающей в мировой торговле.

То, что Пол Кругман «перестал быть экономистом» еще полгода назад доказывал обиженный им Джон Кокрейн из Чикагского университета. Он отмечал тогда, что «авторитетный ученый решил побыть популярным писателем и заявляет, что все, сделанное в области с 1960-х, – не стоящая внимания ерунда». Теперь, видимо, пришло Кругману время отринуть не только общепринятые, но и собственные (когда он был экономистом) взгляды. Тот же Кокрейн, по-моему, нашел единственно правильное объяснение: все «позиции» Кругмана служат политическим целям, весь их смысл – обеспечить маркетинг и пропаганду политически мотивированному курсу.
По-русски это называется даже не «политик», а «политтехнолог». Проще говоря, Кругман пишет Конгрессу, президенту и его администрации. При демократической администрации его талант особенно расцвел. В последние годы Кругману удавалось влиять на обсуждение в Конгрессе и в администрации медицинского законопроекта, бюджета, пакета стимулов, банковской реформы и т.д. Довольно часто его мнение подано к столу очень вовремя – как раз тогда, когда администрации подоспело принимать решение, а Конгрессу – править законопроект. И только по недоразумению многие продолжают считать, что это пишет экономист, а The New York Times – публиковать то, чему самое место в «Парламентской газете». Зато получается прекрасная колумнистика. Как выразился Стив Ландсберг, профессор экономики университета в Рочестере, Кругман каждый раз заставляет меня удивляться, насколько сильно нужно было забыть экономику, чтобы написать эти колонки.
Но здравомыслящему читателю, конечно, надо помнить, что Кругман, может, и не забыл макроэкономику, но колонки пишет не экономист, а политтехнолог. Только так их и можно воспринимать. Ну и прежде, чем расстаться с Кругманом, еще один момент из его последней колонки: Кругман предупредил политиков, чтобы они не боялись. Он считает, что ускоренная продажа Китаем американских долгов приведет к удешевлению доллара (что на руку Штатам и невыгодно Китаю), а повышения ставок не произойдет, поскольку покупка долгов ФРС перевесит любую их продажу Китаем.

Кругман выступил неслучайно: в синхроне с ним было опубликовано письмо 130 американских конгрессменов (из них, если я не ошибся в подсчете, 90 – демократы) министру финансов Тиму Гейтнеру и министру торговли Гэри Локу. Они тоже обеспокоены манипуляцией курсом со стороны Китая:
Привязывая юань к доллару, Китай нечестно субсидирует свой экспорт и ставит в невыгодное положение импорт.
От министров конгрессмены требуют борьбы с этим явлением, чтобы те помогли росту экономики и занятости в США. От Лока нужно принятие компенсационных пошлин, которые перекрыли китайские «субсидии» за счет заниженного курса. Их размер подсказал Кругман. А от Гейтнера – включение Китая в список стран, манипулирующих валютными курсами. После этого минфин может вступить с Китаем в переговоры об изменении валютного режима. Заканчивают конгрессмены так: У администрации есть правовые основания и ресурсы, чтобы защитить американский бизнес перед лицом девальвации китайского юаня, и мы убеждаем вас оперативно воспользоваться этими полномочиями.
У конгрессменов к Китаю всегда были особые чувства. От нескольких последних администраций они требовали быть с Китаем жестче. К письму Гейтнеру и Локу они подошли с душой. «Я никогда не видел на лицах конгрессменов такого энтузиазма», – поделился радостью с FT один из инициаторов письма Тим Райан.

Китай ответил на письмо предсказуемо: заявил, что Штатам пристало быть адвокатом свободной торговли, а не наоборот. Обострение экономических отношений сейчас – достаточно рискованная игра, отмечает Эсвар Прасад из Brookings Institute: «Чувства с обеих сторон накалены, и есть риск, что ситуация выйдет из-под контроля».

Давление на Китай Обама пытался изображать и в начале зимы, предприняв азиатское турне. Но это было имитацией давления. Никаких обязывающих к чему-либо Китай договоренностей – явных или тайных – заключено, судя по событиям ноября 2009-го – марта 2010-го, не было. Зимой ожидалось, что на небольшое укрепление юаня к доллару (на 3–5%, а не на 30–40%) Китай пойдет, но тогда, когда это будет выглядеть добровольным, а не вынужденным шагом. Скорее всего, немного укрепить юань китайцы решили еще год назад, в связи с чем и перестали наращивать покупку гособлигаций США. В январе Китай сократил вложения в американский госдолг на очередные $5,8 млрд – до $889 млрд.

Позиция конгрессменов понятна: среди американцев широко распространено мнение, что Китай уводит из Штатов рабочие места. Безработица при этом считается основным социальным злом наряду с выросшим в последние годы неравенством. А профсоюзы, наиболее остро переживающие эти «болячки» – самая активная и массовая избирательная сила, влияющая на Конгресс. Поэтому действия конгрессменов очень рациональны.

Продолжение во второй части сюжета.